«Для нас настало настоящее христианское время»
Священномученик Фаддей (Успенский)
Архиепископ Тверской Фаддей (Успенский) на снимках, сохранивших его облик, выглядит не совсем привычно для правящего архиерея. Что-то детское есть в простом лице, больших серьёзных глазах…
А, между тем, это мученик, каких найдется, может быть, не так много, достигший святости терпением и будто олицетворяющий слова православного публициста XIX в. А.С. Стурдзы о сути этой добродетели: «это сила, не имеющая ничего общего со слабостью, это мужество, не желающее ничего разрушать».
Тесная камера владимирской тюрьмы была заполнена до предела. Свободных коек не было, и новоприбывшим – митрополиту Кириллу (Смирнову) и архиепископу Фаддею (Успенскому) пришлось устраиваться на полу.
Владыка Кирилл был человеком не из слабых, много повидавшим на своем веку, но даже на него обстановка среди уголовных преступников оказала угнетающее действие.
Видя, что архиепископ Фаддей сохраняет спокойствие, а в ночные часы молится, он также попытался использовать ночное время для молитвы. Но отчаяние подступало с такой силой, что внимание рассеивалось, и владыка Кирилл неподвижно сидел в тишине, казавшейся нереальной после дневных впечатлений.
И вдруг несколько слов, произнесенных его товарищем в узах, изменили все: «Для нас настало настоящее христианское время: не печаль, а радость должна наполнять наши души. Сейчас наши души должны открыться для подвига и жертв. Не унывайте, Христос ведь с нами»[ii]. Спокойно и радостно стало на душе, и митрополит благодарил Бога за этот дар утешения.
Благословение
Когда епископ Антоний (Храповицкий) возводил иеромонаха Фаддея в сан архимандрита, он произнес примерно следующее: «Искренне могу сказать, что на тебя сегодня я возложил поистине венец терновый».
Обстановка предреволюционных лет давала немалые основания для тревоги, и еще в те годы о. Фаддей выразил то, что определяло характер его служения на протяжении всех последующих лет. В моменты, когда испытания, встречающиеся на пути, превысят меру терпения, священник «должен иметь такую веру, чтобы видя совершенное бессилие своего слова, возложить упование на всесильную благодать, которая и наиболее огрубевшие души смягчает, отверзая для восприятия слова пастыря даже сердца людей, желавших “искусить беззлобство его”.»
И это слова священника, связанного со своей паствой настолько, что не сразу решился принять монашество – из-за опасения, что не сможет оказывать людям помощь в той же мере, как прежде. Сомнения относительно выбора пути служения помог разрешить тогда совет отца, священника Василия Успенского, отвечавшего сыну, что монах «не отделен от людей, только он служит людям особенным образом.»
Слова о. Фаддея о наступлении времени «отвержения пастырского слова» передают чувства, близкие тем, что должен был испытывать Христос, когда любя, Он оставался менее любим народом, обладая властью, не принуждал, и принесением Себя Самого в жертву за грехи Израиля и всего мира оставлял возможность для добровольного обращения.
Перед революцией, когда вокруг чувствовалось оскудения веры, сам он учился, не переставая: в Московской Духовной Академии, и затем в годы преподавания в Смоленской, Уфимской и Олонецкой семинариях. За большое исследование «Иегова» ему была присуждена степень доктора богословия. Не меньшее значение имел и опыт личных встреч, общения с замечательными пастырями, подвижниками – о. Иоанном Кронштадтским и старцем Германом из Гефсиманского скита Троице-Сергиевой Лавры.
Подобным же было для о. Фаддея и отношение к архипастырскому служению: только желание служить Богу и ничего «от мира», так, что люди порой не могли удержаться от замечания: «Что за человек кристально чистый, как драгоценный сосуд из горного хрусталя!» Сам Патриарх Тихон говорил о нем: «Владыка Фаддей – святой человек. Он необыкновенный, редкий человек. Такие светильники Церкви – явление необычайное».
Монах Фаддей
Днесь восхваляем новаго светильника Тверския земли,
истиннаго святителя Божия, мужа крепосте и разума,
моля просветити души наша.
Испытания начались для владыки Фаддея сразу после революции. В первый раз он был арестован в 1921 г., когда был епископом Владимиро-Волынским, при подавлении большевиками повстанческого движения. Его скоро выпустили, но во время «изъятия церковных ценностей» арестовали снова.
Как сторонник Патриарха Тихона он был отправлен в ссылку, и только после ее окончания смог направиться в Астрахань, на новое место служения.
В воспоминаниях современников о владыке Фаддее одна черта его духовного облика выделяется особенно – это нестяжание, совершенная непривязанность к вещественным началам мира. Одним запомнилось то, какое смущение вызвало у него то, что из Астрахани, куда он должен был ехать, ему передали конверт с деньгами на дорожные расходы.
Владыка вежливо, но твердо отказался от предложенных денег. Другим бросилось в глаза то, что по прибытии при нем не оказалось багажа, а то немногое, что для него собрали, – добротную обувь, вещи, – он тут же раздал нуждающимся.
Есть и свидетельства о том, что подаренный ему Патриархом Тихоном наградной бриллиантовый крест на клобук архиепископ так и не носил («не надо, ни к чему»), и келейнице Вере Васильевне пришлось нашить ему простой белый крестик из обычной материи. Та же скромность была и в облачении: зимой – служил в поношенном желтом, летом – белом полотняном.
Аскетизм владыки Фаддея, – сохранились свидетельства о том, что он носил вериги, – соединялся с кротостью, застенчивостью. Личность действовала сильнее убеждений. Один из астраханских священников, участвовавший в обновленческом расколе, объяснял свой разрыв с «Живой Церковью» влиянием личности правящего архиерея: «…я увидел владыку Фаддея, я смотрел на него и чувствовал, как в душе моей совершается какой-то переворот.
Я не мог вынести чистого проникновенного взгляда, который обличал меня в грехе и согревал всепрощающей любовью, и я поспешил уйти…Его аскетический вид, большие глаза, кроткие и проникновенные, покоряли и звали к правде Божией».
Таким же запомнили его и в Твери, куда он был переведен в 1928 г. Размесился он очень скромно, на тихой улице, в доме с маленьким садом, а летом снимал дачу в селе Пречистый Бор. Много работал, а свободное время отдавал молитве. Никогда не сетовал, всех, кто обращался к нему, принимал равно, с любовью. Многие ценили владыку как молитвенника…
«Жатва»
Летом 1937 года новая, особенно сильная волна репрессий докатилась до Твери. Множество священников было тогда арестовано, и у владыки Фаддея почти не было шансов избежать заключения, хотя никаких улик против него при обыске найти не сумели. Достаточно было того, что в глазах властей он был священником «тихоновского направления».
Условия, созданные для него после ареста, были частью возбужденного против него процесса. Неудачи следствия, – у владыки так и не удалось вырвать признания в «контрреволюционной деятельности», – «компенсировались» самыми изощренными издевательствами, которым подвергали его преступники – соседи по камере. А через десять дней «тройка» приговорила архиепископа к расстрелу.
31 декабря 1937 г. земная жизнь его оборвалась.
Через три дня тюремщики положили тело архиепископа без гроба в мерзлую землю.
Из века в век повторяются в истории христианства темница, предание на смерть, глумление над праведниками, их мучительный исход, и так же из века в век за страданиями приходит Пасха. Так было и в тот год.
Несколько женщин, милосердных, не побоявшихся возможных последствий, в светлые дни праздника приняли на себя заботу о погребении священномученика Фаддея. Приготовили могилу, поставили крест. Одна из них вложила в руку владыке пасхальное яйцо – малое приношение Церкви земной тому, кто уже участвовал в Пасхе Господней.
Житие священномученика архиепископа Фаддея (Успенского)
Пламенный проповедниче Христовы истины,
священномучениче Фаддее приснопамятне,
явил еси непоколебимость воли и величие духа во страдании твоем…
Священномученик Фаддей (Иван Васильевич Успенский) родился в 1872 г. в селе Наруксово Лукоянского уезда Нижегородской губернии в семье священника Василия и жены его Лидии, у которых было семь сыновей и две дочери. Дед будущего владыки тоже был священником, и домашние почитали его как сугубого молитвенника, как человека, имевшего глубокую веру и любящее, кроткое и снисходительное сердце. Из всех внуков дедушка больше других любил Ивана, которого называл архиереем.
Учился в Нижегородской Духовной семинарии, затем в Московской Духовной академии. 18 января 1895 года Троице-Сергиеву Лавру посетил протоиерей Иоанн Кронштадтский. Иван впервые увидел его и, по обыкновению, бывшему за службами отца Иоанна, причащался Святых Таин со многими студентами академии.
Он писал в дневнике: «За благодарственною молитвою видеть пришлось выражение лица, которое со смущением только вместил слабый ум …это было лицо ангела! Здесь одно небесное житие и нет ничего земного. Умиленное славословие и благодарение о неизреченном даре, значение которого он так ясно понимал и видел… За обедней о сне речи не было и от прочего был храним в молитве с о. Иоанном, которого образ не выходил из ума … сознавая о недостоинстве причащения, которое восполнить могла только молитва о. Иоанна…» (1, с. 200). В 1896 году Иван окончил Московскую Духовную Академию.
В 1897 году принял монашество. Преподавал в Смоленской, Минской и Уфимской духовных семинариях, после чего был назначен ректором Олонецкой Духов-ной семинарии. Написал много трудов на темы библейских писаний.
Его диссертация называлась «Единство книги пророка Исайи». За богословские труды получил ученую степень доктора богословия. В 1908 году становится епископом Владимиро-Волынским. В своей пастырской деятельности владыка Фаддей отличался удивительным смирением и даже добровольно нищенствовал. В 1922 году арестован, но вскоре освобожден и получил возможность приехать в Москву, где встретился с патриархом Тихоном.
Известна фраза патриарха, сказанная владыке Фаддею: «Вы — чудо нашего времени!»
9 марта 1922 года епископ Фаддей был освобожден из Харьковской тюрьмы и на следующий день выехал в Москву. По прибытии в Москву он сразу пошел к Патриарху Тихону. Рассказав об обстоятельствах своего «дела» и о том, что его выслали из Украины и вряд ли допустят обратно, он просил Патриарха определить его на кафедру в один из волжских городов, поскольку сам он родился в Нижнем Новгороде.
Находясь в Москве, Архиепископ Фаддей принимал деятельное участие в работе Священного Синода при Патриархии. Служил владыка большей частью на Валаамском подворье. Он часто проповедовал, причем к проповедям готовился с великим тщанием, стараясь, чтобы каждое слово было произнесено от сердца, основано на опыте, было растворено благодатью, внешне не имело лишнего, но было точно, образно и доходчиво.
В марте месяце 1922 г. большевики приступили к изъятию церковных ценностей. Началось новое гонение на Православную Церковь. Патриарх Тихон переехал из Троицкого подворья в Донской монастырь, где вскоре он был арестован. Управление Православной Церковью Патриарх передал митрополиту Агафангелу (Преображенскому).
Лишенный властями возможности переехать для управления Церковью в Москву, митрополит составил воззвание к российской пастве. Два экземпляра воззвания были переданы им через ехавшего в Москву священника Архиепископу Фаддею и протопресвитеру Димитрию Любимову. Архиепископ Фаддей был обвинен в том, что он способствовал печатанию воззвания. Владыка все обвинения категорически отверг.
В сентябре 1922 года по «делу» Архиепископа было составлено обвинительное заключение: «…распространением нелегально изданных посланий митрополита Агафангела проявил враждебное отношение к советской власти и, принимая во внимание его административную высылку из пределов УССР за контрреволюционную деятельность… Успенского, как политически вредный элемент, подвергнуть административной высылке сроком на один год в пределы Зырянской области» (1, с. 206).
Из Москвы Архиепископа Фаддея перевезли вместе с митрополитом Кириллом (Смирновым) по Владимирскую тюрьму. Митрополит Кирилл так вспоминал об этом:
«Поместили в большую камеру вместе с ворами. Свободных коек нет, нужно располагаться на полу, и мы поместились в углу. Страшная тюремная обстановка среди воров и убийц подействовала на меня удручающе… Владыка Фаддей, напротив, был спокоен и, сидя в своем углу на полу, все время о чем-то думал, а по ночам молился.
Как-то ночью, когда все спали, а я сидел в тоске и отчаянии, владыка взял меня за руку и сказал: «Для нас настало настоящее христианское время. Не печаль, а радость должна наполнять наши души. Сейчас наши души должны открыться для подвига и жертв. Не унывайте. Христос ведь с нами». Моя рука была в его руке, и я почувствовал, как будто по моей руке бежит какой-то огненный поток. В какую-то минуту во мне изменилось все, я забыл о своей участи, на душе стало спокойно и радостно.
Я дважды поцеловал его руку, благодаря Бога за дар утешения, которым владел этот праведник» (8, с. 302 — 303). Передачи владыке в тюрьму собирала Вера Васильевна Трукс. Архиепископ Фаддей целиком отдавал их старосте камеры, и тот делил на всех.
Но однажды, когда «поступила обычная передача, — вспоминал митрополит, — владыка отделил от нее небольшую часть и положил под подушку, а остальное передал старосте. Я увидел это и осторожно намекнул владыке, что, дескать, он сделал для себя запас. «Нет, нет, не для себя. Сегодня придет к нам наш собрат, его нужно покормить, а возьмут ли его сегодня на довольствие?»
Вечером привели в камеру епископа Афанасия (Сахарова), и владыка Фаддей дал ему поесть из запаса. Я был ошеломлен предсказанием и рассказал о нем новичку» (8, с. 303).
Не только продукты раздавал владыка в тюрьме, но и все, что получал из одежды или из постельных принадлежностей. Епископу Афанасию владыка отдал подушку, а сам спал, положив под голову руку. Одному из заключенных он отдал свои сапоги и остался в шерстяных носках. Предстоял этап. С воли передали ему большие рабочие ботинки со шнурками. На этапе, неподалеку от Усть-Сысольска, у него развязался шнурок на ботинке, он остановился и немного, пока управлялся со шнурком, поотстал.
Один из конвоиров со всей силы ударил Архиепископа кулаком по спине, так что тот упал, а когда поднялся, то с большим трудом смог догнать партию ссыльных (8, с. 307).
В тюрьме Архиепископом Фаддеем и митрополитом Кириллом были составлены ответы на насущные тогда для православных вопросы, касающиеся обновленцев (1, с. 206).
В ссылке Архиепископ Фаддей поселился в посёлке, где вместе с ним были митрополит Кирилл (Смирнов), архиепископ Феофил (Богоявленский), епископы Николай (Ярушевич), Василий (Преображенский) и Афанасий (Сахаров).
Летом 1923 года срок ссылки закончился и архиепископ Фаддей уехал в Волоколамск под Москвой. Здесь он жил, а служить ездил в московские храмы.
Осенью 1923 года церковно-приходской совет при Астраханском кафедральном Успенском соборе, состоящий из представителей всех православных обществ города Астрахани, направил прошение Патриарху Тихону, в котором подробно описывалось положение православных в епархии.
«В последние годы Астраханская епархия находилась под управлением викарного епископа Анатолия, который в августе месяце прошлого года вступил, по его словам, по тактическим соображениям, в группу «Живая Церковь» и образовал при себе управление из принадлежащих к той же группе живоцерковников. Большая часть духовенства города Астрахани и епархии не признала группу «Живая Церковь» и не подчинялась распоряжениям этого епархиального управления, хотя и не прерывала канонического общения с епископом Анатолием, так как он на словах не сочувствовал названной группе и не отказывался, когда изменятся обстоятельства, выйти из ее состава.
Но когда 10 июня сего года общегородское собрание духовенства и мирян города Астрахани после категорического требования епархиального управления и епископа под угрозой всевозможных репрессий немедленно признать собор 1923 года и Высший Церковный Совет, единодушно постановило не считать собор 1923 года каноничным, не признавать его постановлений и не подчиняться Высшему Церковному Совету, то епископ Анатолий, несмотря на двукратное приглашение, не только не явился на это собрание, но решительно отказался присоединиться к постановлеию собрания и заявил посланной к нему делегации, что он считает это собрание бунтарским против собора.
Тогда собрание тотчас же единогласно постановило считать его отпавшим от Православной Российской Церкви, прервать с ним каноническое общение, не считать его иерархической главой своих общин и немедленно вступить в каноническое общение с другим православным епископом…
Но епископ Анатолий тотчас после собрания запретил большинство астраханского духовенства в священнослужении, а на днях одиннадцать священнослужителей получили извещения от Епархиального Управления, что постановлением Высшего Церковного Совета они лишены священного сана с признанием их пребывания в Астраханской епархии вредным и с назначением их местопребывания в Веркольском монастыре Астраханской епархии. Не признавая такого постановления законным и обязательным для себя и не подчиняясь ему, духовенство и миряне города Астрахани и епархии, оставшиеся верными исконному Православию и Российской Церкви, сыновне и почтительнейше просят Ваше Святейшество возглавить Астраханскую епархию истинно православным епископом, чтобы под его архипастырским водительством разъединенное православное население могло соединиться во едино стадо Христово и твердо стоять на страже истинного Православия» (6, с. 192 — 193).
Патриарх Тихон внимательно прочитал это прошение. Слова «не признавая такого постановления законным и обязательным для себя и не подчиняясь ему» он подчеркнул и написал свою резолюцию: «Постановления незаконны».
Вскоре состоялось заседание Священного Синода под председательством Патриарха Тихона, который, рассмотрев прошение православных астраханцев, постановил: «Предложить Высокопреосвященному Фаддею немедля выбыть из Москвы к месту своего служения» (6, с. 193).
20 декабря 1923 года Архиепископ Фаддей выехал в Астрахань. Ехал он без сопровождения, в старенькой порыжевшей рясе, с небольшим потрепанным саквояжем и с узелком, где были зеленая жестяная кружка и съестной припас, к которому, впрочем, он не притронулся. Всю дорогу Архиепископ Фаддей или читал, поднимая книгу близко к глазам, или молча молился, или дремал.
Когда подъезжали к городу, стал слышен колокольный звон. Только лишь поезд остановился, купе заполнилось встречавшим архиепископа духовенством. Все подходили к нему под благословение, искали глазами багаж и с удивлением обнаруживали, что никакого багажа у Архиепископа не было.
Владыка смутился торжественностью встречи; выйдя на перрон, он смутился еще больше, увидев толпу встречающих, а на вокзальной площади — людское море. У вокзала Архиепископа ожидала пролетка, но она не смогла проехать через толпу, и он в окружении людей пошел пешком.
Расстояние до церкви было небольшое, но потребовалось около двух часов, чтобы дойти до нее. Моросил мелкий холодный дождь, было грязно, но это нисколько не смущало Архиепископа. Около одиннадцати часов дня он дошел до храма, и началась литургия. Был воскресный день, праздник иконы Божией Матери «Нечаянная Радость».
Облачение для владыки нашли с трудом, потому что оно хранилось в богатой ризнице кафедрального собора, захваченного обновленцами. Облачение привезли из Покрово-Болдинского монастыря, оно принадлежало архиепископу Тихону (Малинину). Мантия принадлежала замученному в 1919 году епископу Леонтию (Вимпфену), ее отыскали у одного из монахов Иоанно-Предтеченского монастыря; посох принадлежал замученному в 1919 году архиепископу Митрофану (Краснопольскому).
Литургия закончилась в три часа дня, но до пяти часов вечера он благословлял молившихся в храме и собравшейся вокруг храма народ. Ему показали могилы расстрелянных в 1919 году священномучеников Митрофана и Леонтия, и он часто потом приходил сюда служить панихиды.
Сразу же по приезде какие-то сердобольные старушки принесли владыке чуть ли не дюжину только что сшитого белья; староста храма святого князя Владимира, заметив на ногах владыки старенькие, с заплатками сапоги, принес ему хорошую теплую обувь.
Каждый раз здесь Архиепископа встречали люди, чтобы идти в храм вместе с ним. И долго-долго потом эта дорога называлась «Фаддеевской».
Люди перечисляли имена, обновленцы тут же уточняли фамилии, и затем эти списки подавались властям как подписи под прошениями о передаче храмов обновленцам. Власти, в свою очередь, спешили передать эти храмы обновленцам. Затем, спустя какое-то время, обновленцы отдавали эти храмы властям для закрытия, как не имеющие прихожан. В конце мая к Архиепископу Фаддею пришел Аркадий Ильич Кузнецов, духовный сын владыки, юрист по профессии.
— Вот хорошо, что Вы пришли, — сказал Архиепископ. — Давайте подумаем, что делать с обновленцами. Заберут они все наши храмы. Я думаю, надо бы подать жалобу в Москву и поехать с ней Вам и представителям от Церкви. Перед отъездом Архиепископ Фаддей вручил Аркадию Ильичу письмо на имя Патриарха Тихона, к которому нужно было зайти, прежде чем идти с жалобой к правительственным чиновникам. Патриарх принял их.
— Вы от Астраханского Архиепископа Фаддея? — спросил Патриарх. — Владыка пишет мне о Вас, просит оказать содействие.
Патриарх расспросил, как живёт Преосвященный Фаддей, как себя чувствует, как относятся к нему верующие, и, не ожидая ответа, продолжил:
— Знаете ли Вы, что владыка Фаддей святой человек? Он необыкновенный, редкий человек. Такие светильники Церкви — явление необычайное. Но его нужно беречь, потому что такой крайний аскетизм, полнейшее пренебрежение ко всему житейскому отражается на здоровье. Разумеется, владыка избрал святой, но трудный путь, немногим дана такая сила духа. Надо молиться, чтобы Господь укрепил его на пути этого подвига» (6, с. 194).
В августе 1924 года Патриарх Тихон пригласил Архиепископа Фаддея приехать в Москву на праздник Донской иконы Божией Матери. Владыка выехал в сопровождении келейника и А.И. Кузнецова. Выехали из Астрахани 29 августа, намереваясь приехать в Москву утром 31 августа, чтобы вечером участвовать в праздничном богослужении. Но поезд опоздал на сутки, и они прибыли только вечером 1 сентября, когда торжества по случаю праздника закончились. 3 сентября у Архиепископа Фаддея был день Ангела; он служил литургию в храме Донской иконы Божией Матери, а по окончании её Патриарх Тихон пригласил его к себе.
Во время завтрака Патриарх сказал тёплое, сердечное слово в адрес именинника, назвал владыку светочем Церкви, чудом нашего времени.
В ответ Архиепископ Фаддей сказал об исповеднической деятельности Патриарха, о его мужестве в деле управления Церковью. «Я молюсь Богу, чтобы Он сохранил Вашу драгоценную жизнь для блага Церкви», — сказал он. При этих словах Патриарх прослезился (6, с. 195).
За трапезой владыка Фаддей неоднократно начинал разговор об обновленцах, но всякий раз Патриарх махал руками! «Ну их, ну их…» — и переводил разговор на другие темы, не имеющие отношения к практическим делам. Святейшему, по-видимому, хотелось, оставив на время все докучливые ежедневные заботы, утешиться в обществе владыки и самому духовно утешить его, тем более что официальные дела, связанные с обновленцами, разрешить практически было нельзя. Господь их попустил за прошлые грехи многих, и теперь оставалось только терпеть.
Когда завтрак подошёл к концу, Патриарх подозвал своего келейника и что-то тихо сказал ему. Тот вышел и вскоре вернулся со свёртком.
— Ну вот, Преосвященнейший, — сказал Патриарх, — Вам именинный подарок — по русскому обычаю.
Это облачение, причём красивое и сшитое по Вашей фигуре. Хотел подарить отрезом, да ведь вы такой человек — всё равно… кому-нибудь отдадите… Да… тут ещё мантия, ведь ваша-то, поди, старенькая…
Архиепископ, принимая подарок, собирался было поблагодарить Патриарха, но тут свёрток выскользнул, и из него выпал небольшой красный бархатный футляр.
— Да, тут ещё маленькое прибавление… Как это я забыл сказать о нем, — широко улыбаясь, сказал Патриарх.
Архиепископ Фаддей открыл футляр. В нём был бриллиантовый крест на клобук (6, с. 196). Подарок Святейшего был кстати. Астраханский владыка в этом отношении почти не заботился о себе. Он ходил в старенькой залатанной рясе, в стареньких, чиненых сапогах, имел одно облачение и одну митру, но всегда был готов сказать слово утешения другому, оказать ему помощь, выслушать его. Зная, что Архиепископ принимает в любое время, некоторые пользовались этим и приходили к нему рано утром. Владыка вставал с постели, наскоро умывался, одевался и безропотно принимал посетителя.
После смерти Патриарха Тихона в 1925 году обновленцы, добиваясь участия православных епископов в обновленческом соборе, обратились к Архиепископу Фаддею с приглашением принять участие в работе по подготовке собора. Владыка ответил: «Имею честь сообщить, что на принятие участия в организационной работе по созыву третьего Всероссийского Поместного собора я не имею канонически законного полномочия» (6, с. 196).
За всё время своего пребывания в Астрахани Архиепископ Фаддей ни одного слова не сказал против обновленцев публично, но пример его личной жизни был красноречивее любых слов. Идеолог обновленчества в Астрахани священник Ксенофонт Цендровский, принося публично покаяние в грехе раскола, сказал:
— Долго я коснел в грехе обновленчества. Совесть моя была спокойна, потому что мне казалось, что я делаю какое-то нужное и правое дело. Но вот я увидел владыку Фаддея; я смотрел на него и чувствовал, как в душе моей совершается какой-то переворот. Я не мог вынести чистого, проникновенного взгляда, который обличал меня в грехе и согревал всепрощающей любовью, и поспешил уйти. Теперь я ясно сознавал, что увидел человека, которому можно поклониться не только в душе, но и здесь, на Ваших глазах (6, с. 196).
Нравственное влияние Архиепископа Фаддея на паству было огромное. В домах многих верующих, в переднем углу, вместе с иконами находились фотографии владыки Фаддея (7,с.11). Денег владыка ни от кого не брал, и несколько приходов заботу о материальном его обеспечении взяли на себя. Квартиру, освещение, отопление и другие расходы, связанные с квартирой, оплачивал приход Покровской церкви, пользование пролеткой — приход церкви св. Иоанна Златоуста. Приход церкви св. апостолов Петра и Павла оплачивал расходы на продовольствие, обувь и одежду. Деньги выдавались келейнице владыки Вере Васильевне. Церковь святого князя Владимира покупала материал и оплачивала шитьё из него иподиаконских стихарей и архиерейских облачений, хотя сам владыка предпочитал служить в одном и том же ветхом жёлтом облачении, а летом в белом полотняном (6, с. 198).
В управлении Астраханской епархией Архиепископ Фаддей почти устранился от административной части.
У него не было канцелярии. Была только именная печать для ставленнических грамот и указов о назначениях и перемещениях. За всю свою архиерейскую деятельность владыка ни на кого не накладывал дисциплинарных взысканий: никто не слышал от него упрёка или грубого слова, сказанного в повышенном тоне. Формуляров на духовенство не велось после того, как во время революции была уничтожена консистория. Да и не было у Архиепископа времени для ведения канцелярских дел. Утром и вечером — служба в церкви, днём — приём посетителей, постоянно толпившихся на лестнице, в коридоре и во дворе. Какой-то сельский священник, узнав о простоте приёма посетителей Архиепископом, пришёл к нему прямо с парохода в шесть часов утра. И был принят. Священнику пришлось ждать всего минут десять, пока владыка умывался.
Соборным храмом служила Архиепископу Фаддею церковь святого князя Владимира, которая вмещала несколько тысяч верующих. В храме св. апостолов Петра и Павла он служил воскресные всенощные и читал акафист святителю Николаю Чудотворцу. Покровская церковь стала для него Крестовой церковью; в ней он бывал ежедневно и почти ежедневно служил литургию. Постом Архиепископ Фаддей любил служить в единоверческой церкви. Все знали, что каждый день владыка где-нибудь служит. Но были у него постоянно заведённые богослужения.
В церкви св. апостолов Петра и Павла он служил всенощную каждую среду, в четверг — акафист святителю Николаю Чудотворцу, в пятницу — акафист Божией Матери в Покровской церкви, в воскресенье — акафист Спасителю в Князь-Владимирском соборе. После службы он проводил беседы; в церкви св. апостолов Петра и Павла разъяснял Новый Завет, начиная с Евангелия от Матфея и кончая Апокалипсисом. В церкви стояла глубокая тишина и какой-то проникновенный покой.
После акафиста в Покровской церкви по пятницам Архиепископ Фаддей разъяснял Ветхий Завет, а после акафиста в воскресенье предлагал жития святых дня. Проповеди он говорил за каждой литургией, даже и тогда, когда бывал нездоров. В Астрахани владыка произнес более трехсот проповедей и поучений, не считая многочисленных бесед после акафистов, когда он разъяснял Священное Писание, но записей речей он не хранил (8, с. 337). Обычно их брал себе ключарь прот. Д. Стефановский или переписчицы.
Они снимали с них копии и передавали какому-нибудь почитателю владыки (9).
Особый интерес представляет краткое нравственно-назидательное сочинение Архиепископа Фаддея, имеющееся в архиве архиепископа Тверского и Кашинского Виктора, под заглавием: «24 зерна истинного разума, собранные из духовной сокровищницы Священного и священно-отеческого Писания для желающих себе духовной пользы» (10).
29 октября 1926 года был арестован Патриарший Местоблюститель митрополит Сергий (Страгородский). В права Местоблюстителя вступил архиепископ Ростовский Иосиф (Петровых).
8 декабря он издал распоряжение, в котором назначил заместителей по управлению Церковью архиепископов: Екатеринбургского Корнилия (Соболева), Астраханского Фаддея (Успенского) и Угличского Серафима (Самойловича). Архиепископ Иосиф вскоре был арестован.
Архиепископ Корнилий был в ссылке и не мог выполнить возложенное на него поручение, и посему в середине декабря Архиепископ Фаддей выехал из Астрахани в Москву, чтобы приступить к исполнению возложенных на него обязанностей по управлению Церковью.
В Саратове он был, по распоряжению Тучкова, задержан и отправлен в город Кузнецк Саратовской области, покидать который ему было запрещено. Только в марте 1928 года власти разрешили ему выехать из Кузнецка. Митрополит Сергий, освобожденный к тому времени из тюрьмы, назначил его архиепископом Саратовским.
Рассказывают, что однажды, когда Волга вышла из берегов, грозя затопить дома и поля, крестьяне пришли к Архиепископу Фаддею просить о помощи. Он вышел вместе с народом на берег реки, отслужил молебен, благословил воду, и после этого она начала быстро спадать (2, с. II).
В ноябре 1928 года владыка Фаддей был переведен в Тверь. Здесь он поселился на тихой улочке в угловом доме с крошечным садом, огороженным высоким деревянным забором. В саду вдоль забора шла тропинка, по которой он подолгу ходил и молился, особенно по вечерам. После молитвы он благословлял на все стороны город и уходил в дом.
Неподалеку от города, в селе Пречистый Бор Архиепископ Фаддей снимал дачу и ездил туда, когда хотел поработать. «Многие думают, что я уезжаю на дачу отдыхать, — говорил он, — а я уезжаю работать и ложусь здесь в три часа ночи. Нужно бы секретаря, но секретаря у меня нет, я все делаю сам».
Но и там часто верующие посещали его (6, с. 199). По свидетельству многих прихожан, владыка обладал даром прозорливости и исцеления. Однажды во время елеопомазания одна девушка говорит другой: — Смотри, одной кисточкой мажет, ведь можно заразиться.
Когда девушки подошли, он помазал их не кисточкой, а другим концом ее с крестиком. Как-то пришла к владыке женщина и сказала:
— К дочке ходил богатый жених и приносил подарки. У нас завтра свадьба. Благословите. — Подождите немного. Подождите две недели, — ответил Архиепископ Фаддей. — Ну, как же подождать, у нас все приготовлено: и колбасы куплены, и вино, и студень наварен.
— Нужно подождать немного, — сказал Архиепископ.
Через две недели приехала жена «жениха» с двумя маленькими детьми и забрала его домой. Жители Твери — Максимова Вера Ефимовна с мужем — имели в городе два дома и, когда жить стало невмоготу, решили один дом продать, но прежде пошли посоветоваться к владыке.
Он выслушал их, помолчал и сказал: «Нет моего благословения продавать этот дом, так как он вам ещё очень пригодится. Здесь в городе многое будет разрушено, и дом вам понадобится».
Поскорбели супруги, но решили поступить по его благословению. Пришлось, правда, чтобы как-то прожить, заводить корову и засаживать огород. Во время войны один из их домов сгорел, выгорела улица вокруг дома, который Архиепископ Фаддей не благословил продавать, но их дом уцелел и стал пристанищем для всей семьи.
Со слезами мать поднесла мальчика ко святой Чаше. Владыка спросил, о чём она плачет. Выслушав, он сказал, что операцию делать не нужно, надо помазать больное место святым маслом. Она так и сделала, и мальчик вскоре поправился (6, с. 199 — 200).Проповеди владыка говорил за каждой литургией; они были лишены светских примеров и житейских слов: из глубины души он извлекал только тот святоотеческий дух назидания, который жил в нём самом.
По свидетельству всех знавших владыку, в его образе паства видела молитвенника и подвижника, подобного древним русским святым. Каждую среду владыка читал акафист святому Михаилу Тверскому и проводил беседу.
В Твери православные люди любили владыку. Часто его карету сопровождало много верующих, и люди, завидя издали Архиепископа, кланялись ему, а он, остановив пролетку, благословлял народ. Возил владыку один и тот же извозчик. Властей раздражала любовь народа к Архиепископу Фаддею. Часто бывало, когда извозчик подъезжал к дому владыки, к нему подходил чекист и говорил: — Не езди больше с владыкой, а то мы тебя убьём.
Незадолго перед своим арестом Архиепископ Фаддей сказал извозчику: — Не бойся, смерти не надо бояться, сегодня человек живет, а завтра его не будет. Не прошло и недели после этого разговора, как извозчик скончался (11, с. 6). 1936 год. Власти отбирали у православных последние храмы. Обновленцы ездили по Тверской епархии, требуя от настоятелей храмов передачи их обновленцам.
Но духовенство, хорошо зная своего архиепископа-подвижника и его наставления относительно обновленцев, не поддавались ни на уговоры, ни на угрозы. 29 сентября 1936 года власти лишили Архиепископа Фаддея регистрации и запретили ему служить, но владыка продолжал служить в последнем храме за Волгой.
Власти продолжали гонения на православных. Отобрали Вознесенскую церковь, Архиепископ перешел служить в Покровскую; после того как и ее отобрали, он ездил в храм иконы Божией Матери «Неопалимая Купина». Когда закрыли и этот, владыка стал ездить за Волгу в единоверческий храм, где служил во все воскресные дни и в праздники.
В декабре 1936 года митрополит Сергий назначил на Тверскую кафедру архиепископа Никифора (Никольского), но признание Архиепископа Фаддея великим праведником было столь безусловно, что духовенство епархии по-прежнему сносилось с ним, как со своим правящим архиереем.
Летом 1937 года начались массовые аресты. Многие из духовенства и мирян во главе с жившим на покое епископом Григорием (Лебедевым) были арестованы в городе Кашине и расстреляны. Было арестовано почти все духовенство Твери и области. Следователи расспрашивали об Архиепископе Фаддее.
Священник села Ерзовка Митрофан Орлов после долгих и мучительных пыток в октябре 1937 года согласился подписать любые составленные следователем протоколы допросов, даже и те, в которых возводилась клевета на архиепископа Фаддея. Вызывались в НКВД в качестве свидетелей и обновленцы, которые давали показания против Архиепископа (6, с. 201).
20 декабря, около восьми часов вечера, сотрудники НКВД пришли арестовать Архиепископа Фаддея (12).
Перерыли весь дом, обыскивали до пяти часов утра, но ни денег, ничего ценного не нашли.
— На что же вы живёте? — спросил один из них. — Мы живем подаянием, — ответил Архиепископ.
Взяли панагию, кресты, потир, дароносицу, облачение, двадцать семь штук свечей, тридцать четок, духовные книги, тетради с записями Архиепископа, официальные циркуляры Московской Патриархии, фотографии, два архиерейских жезла.
На допросах в тюрьме Архиепископ Фаддей держался мужественно. Следователи добивались узнать, как и кто помогал ему материально. Он отвечал:
— Материальная помощь передавалась мне лично в церкви в виде доброхотных подношений, фамилии этих лиц я назвать не имею возможности, так как их не знаю. — Ваши показания ложны. Средства вам передавались не в церкви. Следствие располагает данными об использовании по сбору средств среди ваших знакомых малолетних детей, школьников.
— Я отрицаю указанные факты и категорически заявляю, что я не использовал для сбора мне средств на прожитие малолетних детей. Средства мною получались, как я указывал, в церкви. — Кто вами был назначен благочинным в Ново-Карельский район?
— В 1935 году мною был назначен Орлов Митрофан.
— Изложите подробно, какой разговор на политические темы у вас был с Орловым Митрофаном перед его отъездом в село Ерзовка. — Вел ли я какой-либо разговор на политические темы, не помню.
— Какие задания антисоветского характера вы давали Орлову Митрофану? — Антисоветских заданий я не давал, а наоборот, мной ему давались указания о том, чтобы он действовал в соответствии с существующими законами.
— Показание ваше ложно. Следствием установлено, что вы давали Орлову Митрофану задание об организации контрреволюционной деятельности.
— Показания, данные следователю, являются правдивыми. Мною никогда никаких контрреволюционных заданий не давалось.
— Вы арестованы за контрреволюционную деятельность… Признаете ли себя виновным?
— В контрреволюционной деятельности виновным себя не признаю, — твердо ответил Архиепископ (13, л. 10 об. — II об.).
Недолго пробыл владыка в тюрьме, но и в эти последние дни ему пришлось претерпеть множество унижений. Тюремное начальство поместило владыку в камеру с уголовниками, и те насмехались над ним, старались его унизить. И тогда Матерь Божия Сама заступилась за Своего праведника. Однажды ночью Она явилась главарю уголовников и грозно сказала ему:
— Не трогайте святого мужа, иначе все вы лютой смертью погибните.
Наутро он пересказал сон товарищам, и они решили посмотреть, жив ли еще святой старец. Заглянув под нары, они увидели, что оттуда изливается ослепительный свет, и в ужасе отшатнулись, прося у святителя прощения.
С этого дня все насмешки прекратились и уголовники даже начали заботиться о владыке. Начальство заметило перемену в отношении заключенных к владыке, и его перевели в другую камеру. Все эти бывшие заключенные остались живы. Один из них, оказавшись перед финской войной на призывном пункте в Торжке, рассказал о том случае Александру Пошехонову, узнав, что тот верующий (2, с. II).
Через десять дней после ареста Архиепископ Фаддей был приговорен к расстрелу. Он обвинялся в том, что «являясь руководителем церковно-монархической организации, имел тесную связь с ликвидированной церковно-фашистской организацией в г. Кашине (участники которой в числе 50 человек приговорены к высшей мере наказания) давал задания участникам на организацию и насаждение церковно-монархических групп и повстанческих ячеек, по Карельскому национальному округу через своего посланца Орлова Митрофана, осужденного к ВМН — расстрелу, осуществлял руководство по сбору средств на построение нелегального монастыря и руководил организацией систематической агитации» (14, л. 45).
Святитель Фаддей был казнен 31 декабря 1937 года (15, л. 46). Рассказывают, что его утопили в яме с нечистотами. После его смерти тюремный врач предупредила верующих, что вскоре владыку повезут хоронить. 2 января 1938 года. Около четырех часов дня. Скоро будет смеркаться, но еще светло. Со стороны тюрьмы через замерзшую Волгу двигались сани по направлению к кладбищу. На кладбище были в это время две женщины.
Они спросили: — Кого это вы привезли?
— Фаддея вашего привезли! — ответил один из них.
Тело владыки было завернуто в брезент, но в выкопанную неглубокую яму его опустили в нижней одежде.
Весной после Пасхи 1938 года женщины вскрыли могилу и переложили тело Архиепископа в простой гроб. Одна из женщин вложила в руку владыке пасхальное яйцо. На месте могилы был поставлен крест и на нем сделана надпись, но вскоре он был уничтожен властями (6, с. 202). Прошло много лет.
Храм, стоящий на кладбище, был разрушен, снесена и уничтожена большая часть памятников и крестов, и точное место могилы Архиепископа Фаддея было забыто. Все эти годы верующие Твери хранили память о владыке Фаддее и о его могиле.
По благословению архиепископа Тверского и Кашинского Виктора иеромонах Дамаскин предпринял попытку обнаружить останки владыки Фаддея. Одна из верующих, долгое время занимавшаяся этими поисками, Ю. Е. Топоркова, осенью 1990 года нашла точное место захоронения владыки. Экспертиза, проведенная в Москве, подтвердила, что найденные останки принадлежат владыке Фаддею (16).
В 1991 году Синодальная Комиссия по изучению материалов, относящихся к реабилитации духовенства и мирян Русской Православной Церкви, получила сведения из Тверской прокуратуры о реабилитации Архиепископа Фаддея (Успенского) (2, с. II).
26 октября 1993 года, в праздник Иверской иконы Божией Матери были обретены честные останки архипастыря-мученика, которые находятся ныне в Вознесенском соборе города Твери. В Твери есть люди, которые помнят святителя Фаддея по Твери, Астрахани и другим местам его службы.
Прославление архиепископа Фаддея (Успенского) состоялось на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви 1997 года.
СЩМЧ. ФАДДЕЮ,
АРХЕПИСКОПУ ТВЕРСКОМУ И KAШИНCКOМУ
Tpoпapь, глас 1
Хвала Богу и жертва живая / житие твое, cвящeннoмyчeничe Фaддee, явиcя. / Постом, бдением и молитвою Heбecнaя дарования пpиим, / многим добрый помощник и yтeшитeль быcть. / Пacтыpcкoю мyдpocтию и тиxocтию нрава украшен, / лукавства врагов Христовых пpeпoбeдил ecи. / Слава Давшему тебе во cтpaдaнииx крепость, / слава якo мученика Beнчaвшeмy тя, / слава Дeйcтвyющeмy тoбoю вceм иcцeлeния.
Кондак, глас 4
Духа нeбoязни, силы, любвe и упования / дaдe Пacтырeнaчaльник ти, cвятитeлю Фаддee, / во страдании бo твоем благодарение Богу воздавал ecи / и в гoнeнииx cтpaждущих утешал ecи, глаголя: / нe унывайте, Христос бo с нами есть.
Из службы священномученику Фаддею, архиепископу Тверскому:
Сосуде священнейший Духа Божественнаго был еси, иерарше достославне, душу очистив от страстей, в путех гоним, в темницех заключаем, принеслся еси яко жертва чиста Христу.
Твердый служителю Церкве Христовы, любителю монашескаго жития, образе кротости и незлобия, священномучениче Фаддее, предстоя днесь Престолу Вседержителя, поминай паству твою, да вси ходатайством твоим получим велию милость.
Священномучениче отче наш Фаддее, украсил еси Церковь Христову страдании твоими, яко добр воин Иисус Христов, сего ради молим тя: молитвами твоими не остави ны.