Иеромонах мне рассказал, что монахов привезли пароходом, всего сто сорок человек. Это была последняя партия, так как незадолго до этого чекисты арестовали многих. Последняя группа монахов успела скрыться от арестов в горах, где чекисты их вылавливали и беспощадно убивали.
В 1928 году, — рассказывает свидетель, — я был арестован в городе Новороссийске Черноморского края. В подвале НКВД, в камере смертников просидел восемь месяцев без права передачи и без права свидания со своей семьей. В конце восьмого месяца я решил объявить сухую голодовку, то есть смертельную голодовку, чтобы больше не мучиться.
На восьмой день моей голодовки в мою камеру привели молодого монаха лет 28. Когда монах узнал о моих страданиях, он заговорил со мной откровенно. Я узнал, что он из Ново-Афонского монастыря, возле Сухума.
Иеромонах мне рассказал, что монахов привезли пароходом, всего сто сорок человек. Это была последняя партия, так как незадолго до этого чекисты арестовали многих.
Последняя группа монахов успела скрыться от арестов в горах, где чекисты их вылавливали и беспощадно убивали. Все имущество Ново-Афонского монастыря было разграблено и цветущее монастырское хозяйство уничтожено.
На следующий день Иеромонаха вызвали на допрос, но минут через двадцать его привели обратно в камеру. Он мне рассказал, что ему задали вопрос: признает ли он советскую власть. Он ответил, что не признает той власти, которая растлевает народ. Его заставили подписать бумагу, что он не признает советской власти. Он подписал, его привели обратно в камеру.
Через два часа пришел конвой и его забрали, сказав, что он поедет в Москву. Было слышно, как гремели замки в другой камере. Ночью опять были слышны замки и раздавались человеческие стоны, но нельзя было понять, что там творится.
На другой день после увода Иеромонаха меня вызвали на допрос, я был настолько слаб, что меня поддерживали два солдата, сам идти не мог. Следователь потребовал, чтобы я бросил голодовку, но я отказался. Меня отвели обратно в камеру, и через двадцать минут пришел врач, по национальности персиянин. Он меня осмотрел и приказал сделать мне искусственное питание. После этого меня отправили в тюремную больницу, на рабочем дворе тюрьмы.
В окно больницы мне было видно, как выводили из главного корпуса тюрьмы ночью монахов пачками по десять, иногда по пятнадцать человек на расстрел.
Мне рассказали монахи, которые приходили к нам в больницу к доктору лечиться, как их подвергают всяким издевательствам. Когда их выпускали во двор на прогулку, то одновременно открывали камеру уголовных преступников. Те окружали монахов, плевали им в лица, вырывали им волосы и поджигали бороды. Мне и самому пришлось видеть это; и как стража на это смотрела и улыбалась.
Я видел, что каждую ночь монахов уводят на расстрел. Вскоре в тюрьме не осталось ни одного монаха: все они были приговорены тройкой НКВД к расстрелу, были все расстреляны.
Так погибли все монахи Ново-Афонского монастыря. Расстрелы происходили в Новороссийске на Косе, в семи километрах от города. Это знали все жители города.
По книге протпр. Михаила Польского «Новые мученики Российские». Источник