Священномученик Феодор Чичканов родился 10 февраля 1884 года в небольшом селе Барнаульского уезда в благочестивой семье Павла Васильевича и Надежды Ефимовны Чичкановых.
Родитель его, Павел Васильевич, служил сельским писарем и псаломщиком в Покровско-Ильинской церкви, где и был крещен Феодор. В семье было еще двое детей: сын Димитрий и дочь Ксения. Набожные родители постарались воспитать детей в правилах строгого благочестия и всецелой преданности Церкви ее священным уставам. Имея хороший голос, Феодор пел на клиросе, а в свободное время любил читать.
Первоначальное образование он получил в Барнаульском Духовном училище, среднее — в Томской Духовной семинарии. По окончании в 1905 году курса семинарии Феодор Чичканов поступил на работу в Омскую Духовную Консисторию, где работал по июль 1909 года. Здесь, в Консистории, произошла встреча молодых Феодора Чичканова и его будущей супруги Любы Смирновой. Обвенчались они 1909 году. Любовь Васильевна была дочерью священника Василия Иаковлевича и Марии Николаевны Смирновых. Родители умерли рано, и девочку воспитывала бабушка Глафира Георгиевна. В 19 лет Люба окончила Омскую женскую гимназию и получила звание домашней учительницы по географии.
В семье Чичкановых в 1912 году родилась дочь Нина, а через полгода Феодор Павлович заболел туберкулезом и вынужден был на целый год уехать в Крым на лечение.
В Крыму Феодор Павлович утвердился в своем желании стать священником. По возвращении домой 22 июля 1913 года он был рукоположен в сан священника епископом Омским и Акмолинским Андроником и направлен в Долонскую церковь Семипалатинского уезда Омской епархии. В Долонии родился сын Борис. С 1915 года отец Феодор служил в одном из храмов города Семипалатинска.
В 1920 году в семье отца Феодора родилась дочь Ольга, а в 1921 году дочь Антонина. В этом же году от скарлатины умерли 10–летняя дочь Нина, годовалая Олечка и старенькая бабушка Глафира Георгиевна. Папа отца Феодора умер спустя некоторое время, и к Чичкановым приехала мама — Надежда Ефимовна. Антонина Феодоровна вспоминает: «У меня в памяти с детства осталось, что семья наша снимала 2–х комнатную квартиру или небольшой домик. В одной из комнат стоял большой шкаф, полный книг. По этим книгам папа готовился к проповедям. Родители много читали и вместе обсуждали прочитанное. В доме царила доброжелательная атмосфера и было полное взаимопонимание. Папа приучал нас к благочестивой жизни, т.е. молитве и посту. Сохранился маленький молитвослов, где папиной рукой отмечены утренние и вечерние молитвы, которые мы должны были читать. В храм ходили всей семьей. Обычно брат прислуживал при архиерейской службе — держал посох архиерея, а я держала ноты в партии дискантов, а с 5–6 летнего возраста и пела. Два раза в неделю отец Симеон, по национальности казах, проводил спевки, на которые мы ходили исправно.
В свободное от службы в церкви время папа занимался домашними делами: зимой подшивал для всей семьи валенки, а летом шил нам тапки. Мама обшивала всю семью, шила даже рясы и подрясники».
Еще с наступления 1917 года в жизни отца Феодора, как и в жизни любого человека, живущего в России, произошли резкие перемены: декретом нового правительства Церковь была отделена от государства. В дальнейшем государственная политика по церковным вопросам ужесточалась. В феврале 1932 года ВКП(б) рапортовало о выполнении пятилетки по уничтожению Церкви в четыре года: в первый год закрыть все духовные школы; во второй — провести массовое закрытие храмов, запретить издание религиозных сочинений и изготовление предметов культа; в третий — выслать всех священнослужителей «за границу»; в четвертый — закрыть оставшиеся храмы всех религий; в пятый — закрепить достигнутое.
Таким образом, воинствующие атеисты полагали, что к 1 мая 1937 года «имя Бога должно быть забыто на всей территории СССР». Реальные цели: закрыть, запретить, выслать — были вполне достижимы. Но несбыточными оказались мечтания о полном забвении имени Божия, «ибо вратам адовым, даже когда его слуг легион, Церкви не одолеть».
27 ноября 1931 года закрыли Знаменский собор, а «объединению верующих предоставили здание бывшей казацкой церкви». Отец Феодор стал священником Вознесенского собора.
Тогда Церковь обложили большим налогом, и отцу Феодору приходилось каждый месяц отдавать большую часть своей зарплаты. В стране вводились продовольственные карточки, но «служителям культа» эти карточки не полагались, они могли жить только на подаяние. Отец Феодор стал подрабатывать счетоводом, чтобы заплатить налог и поддержать семью.
Папу вызывали в НКВД. Приходил оттуда он угрюмым. Просил нас ни о чем его не спрашивать. «Я вам все равно ничего не скажу»,— говорил он.
Антонина Феодоровна вспоминает: «Мы все продолжали ходить в храм. Однажды меня там кто–то обидел. Всю дорогу домой я проплакала. Придя домой, папа посадил меня на кровать и сказал: «Когда тебя обижают, никогда не плач, даже если обидно. А вот придешь домой, обиду расскажи мне или маме. Если это невозможно, расскажи своей подушке и тогда поплачь». Это наставление я помнила всю жизнь».
Несмотря на всю тяжесть жизни и притеснения со стороны властей, отец Феодор и матушка Надежда старались сохранить любовь к жизни и людям. Оттого воспоминания детства у Антонины Феодоровны озаряются светом радости. Она вспоминает: «В свободное время папа брал меня с братом к доктору Тихомирову. Это была очень музыкальная семья. Папа любил петь под аккомпанемент Валерия, сына Семена Андреевича Тихомирова. Часто пели втроем: папа, Борис и я. За хороший голос Владыка благословлял папу служить раннюю Литургию, а позднюю петь в церковном хоре.
Как и по всей стране, в 1936–1937 годах в Семипалатинске прошла перепись населения, по итогам которой 2/3 сельского и 1/3 городского населения открыто назвали себя верующими. Таким образом, имя Бога не было забыто. Страна, где атеизм был провозглашен идейной высшей ценностью, осталась православной. С этим фактом надо было считаться. И счет пошел на тысячи ни в чем неповинных людей. 1937 год стал апогеем революционного террора, залившего страну кровью.
По Семипалатинску прошла волна арестов по сфабрикованному сотрудниками НКВД заговору церковников. Первыми были арестованы в августе 1937 года архиепископ Семипалатинский Александр (Щукин) и игуменья разоренного Семипалатинского Знаменского монастыря Екатерина. Затем аресту подверглись протоиерей Борис Герасимов, протоиерей Нестор Панин, священники Константин Черепанов и Андрей Гладких, иеродиакон Иосиф и другие. Арестов ждали все. У матушки Любови для отца Феодора были приготовлены мешочки с сухарями и сменой белья. 19 ноября 1937 года пришли и за отцом Феодором.
С этого времени родные ничего не смогли узнать о его судьбе, пока в 1956 году не пришло свидетельство о смерти папы от гипертонии 22 ноября 1945 года. И только после открытия архивов НКВД–ФСБ в конце 90–х годов было установлено, что постановлением «Тройки» УНКВД по ВКО от 19 марта 1937 года Герасимов Б.Г., Панин Н.П., Чичканов Ф.П., Климов В.С., Гладких А.И., Черепанов К.В., как члены контрреволюционной шпионской организации церковников приговорены к высшей мере наказания — расстрелу. Приговор был приведен в исполнение 22 ноября 1937 года в городе Семипалатинске.
Деянием освященного юбилейного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви, состоявшегося в Москве 13–16 августа 2000 года протоиерей Нестор Панин, протоиерей Феодор Чичканов, иерей Виктор Климов, иерей Константин Черепанов причислены к лику святых новомучеников и исповедников Российских.
